Автор: обозреватель Le Monde Маруся Дюбреиль
Были времена, когда удачное происхождение дарило землю, выгодный брак и щедрое приданое. Сегодня это — роль в сериале Netflix, обложка журнала и место за столом в передаче «C à vous». Едва достигнув 20 лет, дети знаменитостей выходят на свет.
Среди юных «сыновей и дочерей от», «внуков от», «братьев и сестер от», «крестников от» и «двоюродных братьев от», на наших экранах появляются Лили-Роуз Депп (дочь Ванессы Паради и Джонни Деппа), Ким Ижелин (внучка Жака), Сюзанн Линдон (дочь Сандрин Киберлен и Винсента Линдона), Виктор Бельмондо (внук Жан-Поля), Райка Хазанавичус (дочь Сержа), Сауль Беншетрит (дочь Анны Мугулис и Самюэля Беншетрита), Кармен Кассовиц (дочь Матьё), Шанна Бессон (дочь Майвенн и Люка Бессона), Муна Суалем (дочь Хиам Аббас и Зинедина Суалема), Поль и Самюэль Кирше (сыновья Ирен Жакоб и Жерома Кирше), Нин д’Юрсо (дочь Инес де ла Фрессанж), Васили Шнайдер (брат Нильса и Алиоши), Зои Аджани (племянница Изабель)… Династия звёзд растёт. Конечно, актерские династии всегда существовали во Франции — Брассер, Кассель, Боринже, Гинсбург или Сейду, — но сейчас это явление достигло небывалых масштабов, распространяясь на все уровни знаменитости.
Термин «nepo baby» появился в Twitter в феврале 2022 года, когда Мерьем Дерраджи, 24-летняя канадка, специалист по технической поддержке, узнала, что звезда сериала HBO Euphoria Мод Апатоу, которая, по её мнению, не отличалась ничем особенным, на самом деле является дочерью актрисы Лесли Манн и режиссёра Джадда Апатоу: «Wait, I just found out that the actress that plays Lexi is a nepotism baby omg [“Подождите, я только что узнала, что актриса, играющая Лекси — это ребёнок непотизма! О Боже”].» Её эмоциональный твит стал вирусным, как и сам неологизм nepotism baby, сокращённо nepo baby.
Несколько месяцев спустя, в декабре 2022 года, журнал New York Magazine опубликовал девятистраничное расследование о всплеске числа «сыновей и дочерей от», под заголовком «У неё глаза матери. И её агент». На обложке — младенцы в кювезах с взрослыми лицами Майи Хоук (дочь Умы Турман и Итана Хоука), Зои Кравиц (дочь Лизы Боне и Ленни Кравица) и Джона Дэвида Вашингтона (сын Дензела Вашингтона). «Гораздо больше, чем для большинства из нас, судьба nepo baby определяется броском генетической рулетки, — пишет автор статьи Нейт Джонс. — Модель Ава Филлипп в полной мере воспользовалась поразительным сходством с матерью [Риз Уизерспун], тогда как дочери Брюса Уиллиса и Деми Мур [Румер, Скаут и Таллула] без сомнения пострадали от самого известного наследия отца: его подбородка».
По его мнению, никто не воплощает столь карикатурную форму эндогамности, как Бруклин Бекхэм (сын Дэвида и Виктории Бекхэм), который может «появиться на обложке спецвыпуска Variety «Молодой Голливуд», ни разу не приблизившись к тому, что вы или я назвали бы обычной работой». Тогда 23-летний молодой человек пробовал себя в футболе, модельном бизнесе, выпустил книгу фотографий What I See («Что я вижу», не переведена, Penguin, 2017) с изображениями слонов издалека и занялся кулинарией. На его Instagram подписано более 16 миллионов человек.
«Это династический эффект»
«Дети от» становятся известными, не произнеся ни слова. Мы видели, как они рождаются, празднуют дни рождения, ездят в отпуск с семьёй… Родители представляют их публике на красных дорожках незадолго до получения ими своей первой роли. «Это династический эффект, — предполагает Аурор Гориус, соавтор книги Fils et filles de… Enquête sur la nouvelle aristocratie française (La Découverte), вышедшей в 2015 году, — когда медийная известность самых заметных наследников усилилась под ярким светом соцсетей. У нас больше нет королей и королев, но у нас всё равно есть семьи, за которыми мы следим».
Австрийское исследование Евы Марии Шёргенхубер, опубликованное в августе 2022 года британским издательством Taylor & Francis Group, показывает, что пандемия Covid-19 усилила медийную экспозицию детей звёзд. То, что раньше относилось к реалити-шоу — как «Семейство Кардашьян» (2007–2021), — стало нормой: знаменитости превращают свою частную жизнь в сцену.
Во Франции привилегии не выставляются напоказ — они просачиваются, действуют тонко. Здесь существует форма завуалированной стыдливости, сдержанной элегантности, почти смущения перед тем, чтобы обойти этапы. Один отец говорит, что его «прелестная дочь получила роль без его ведома», другой показывает младшую в массовке, мать оставляет сердечко под публикацией дочери-подростка, другая — выкладывает в сторис дату следующего концерта сына…
Об особом круге не говорят вслух — он лишь намекается. «Протекции? Я этого знать не могу», — остроумно ответил актёр Луи Гаррель (сын режиссёра Филиппа Гарреля и актрисы Брижит Си) на провокационный вопрос ведущего «12/14» на France 3, 10 декабря 2003 года. «Это всегда решается наверху, Бог решает такие вещи. Может, я протеже Бога, кто знает?» Двадцать лет спустя, в 12 лет, Уми Бруни Гаррель (приёмная дочь Луи и Валерии Бруни-Тедески) исполнила главную роль в фильме Neneh Superstar Рамзи Бен Слимана.
«На каждом прослушивании мне говорили о моём отце»
В мае, на Каннском кинофестивале, Седрик Клапиш, представляя свой фильм La Venue de l’avenir, признался, что с удивлением обнаружил: он отобрал семь «детей от», включая Сюзанн Линдон, Поля Кирше, Сару Жиро, Жюлию Пятон (дочь Шарлотты де Тюркейм)… «Я понял это только в конце кастинга, — признался он на Allociné. — Сначала подумал: “Может, стоит кого-то убрать, потому что слишком много детей от?” А потом решил, что это абсурд. Я же не буду отказывать людям только потому, что их родители — актёры. (…) Эти ребята должны доказать, что заслуживают своего места».
Для подготовки этого материала несколько агентств были приглашены передать запрос на интервью детям знаменитостей. Безуспешно. Тема остаётся чувствительной. Периодически молодые актёры упоминают свою фамилию в интервью, но когда дело доходит до откровенного разговора, становится сложно.
Только Антония Деспла (сериал Plaine orientale на Canal+) согласилась поделиться своей историей. Искренне и с самоиронией она рассказывает о вопросе, который долгое время её мучил: «Я начала очень рано, и каждый раз на прослушивании мне говорили о моём отце… Потом я несколько лет пыталась удалить из Google все фото, где мы были вместе», — признаётся она. Дочь оскароносного композитора Александра Деспла, она даже подумывала сменить фамилию: «Такая мысль приходила мне в голову несколько раз, но я знала, что это его заденет». Вдохновлённая карьерой отца — «Он преподавал флейту», — она поставила себе дополнительную планку, чтобы доказать, что заслуживает своего места.
Так, в 15 лет она уехала одна в Лондон, где позже училась в Drama Centre, а затем в East 15 Acting School. Конечно, не каждый может позволить себе такие шаги, но для неё было важно пройти строгую подготовку. «Я не хотела, чтобы кто-то подумал, будто я проснулась однажды утром и сказала: “Хоп, я — актриса”. В Великобритании именно образование придаёт вес вашему участию в проекте. Это не как в США или во Франции, где контакты могут помочь».
В первый год учёбы она никому не говорила о своей семье. Пока один однокурсник, увлечённый кинокомпозиторами, не сделал открытие: «“Деспла? Как Александр Деспла?” — и тогда все узнали. И начались мелкие реплики: “У тебя всё будет хорошо”, “Тебе не о чем беспокоиться…” Хотя я себе вовсе не облегчала путь. Я была во Великобритании, где ролей для француженок немного!» Но ставка сыграла: в фильме Modi. Three Days on the Wing of Madness Джонни Деппа (ещё не вышел во Франции) она сыграла… англичанку. После становления за границей она наконец возвращается во Францию: «Теперь я чувствую желание и право работать здесь».
«Имя — это бренд»
Некоторые дети знаменитостей — осознанно или нет — могут казаться оторванными от реальности. Им часто сложно подобрать правильные слова, и это создаёт впечатление, будто они не понимают, насколько им повезло.
«Всю жизнь я отвергала кино. Меня утомляло, что все вокруг знали моё будущее, кроме меня самой! Мне было обидно слышать, что я обязательно стану актрисой из-за своих родителей», — говорит в Madame Figaro Дева Кассель (дочь Моники Беллуччи и Венсана Касселя), которая пошла по стопам родителей ещё до 20 лет. Актриса Ким Ижелин (Le Consentement) заявляла Le Parisien, что её имя ни помогло, ни помешало. А Виктор Бельмондо в передаче Télématin на вопрос, помогло ли ему имя, отвечает сдержанно: «Не знаю, лучше спросите у тех, кто принимает решения».
Возможно, за их неуверенностью кроется искренность, но такая сдержанность иногда раздражает. Хотя вряд ли их можно упрекнуть за осторожность — тема щекотливая. «Они часто ещё молоды и чрезмерно эксплуатируются в медиа», — подчеркивает кастинг-директор Жюдит Шалье (Le Roman de Jim, Les Pires, Grave), работавшая над Жизнью Адель, где кастинг строился на классовом контрасте: дебютантка Адель Экзаркопулос и Лея Сейду — внучка президента Pathé Жерома Сейду.
Тем не менее, риторика меняется. Райка Хазанавичус (Une amitié dangereuse, France 2), выступая в «C à vous» 13 июня, заявила: «Если у тебя есть привилегия, нужно уметь это признать. Это суть нашей эпохи — просить всех признать свои привилегии. Почему же мы должны быть исключением?»
Это осознание становится всё более необходимым, ведь преимущества, предоставляемые nepo babies в кино, моде и музыке, обнажают неприятную правду: несмотря на разговоры об инклюзивности и представительности, эти индустрии словно застыли в кругу «одних и тех же». В их зеркале отражается неравное общество. Как подтверждает аналитическая записка Фонда Жана Жореса, опубликованная в ноябре 2024 года: «Наследуемое состояние составляет теперь 60% от общего богатства против 35% в начале 1970-х годов. И оно остаётся крайне концентрированным».
Во всех сферах наблюдается сильная социальная воспроизводимость. «Вот, читал сегодня утром в Les Echos, что семейные предприятия составляют 83% французских компаний», — добавляет кастинг-директор Давид Бертран (Le Répondeur, Monsieur Aznavour, Mon crime). При этом, в эпоху, когда главное — это продвижение, а искусство себя продавать — основа успеха, известная фамилия становится валютой, «брендом», признаёт он. Это то, что Аурор Гориус и Анн-Ноэми Дорион назвали le business du nom — «бизнес имени». И этот механизм выходит далеко за рамки кино: в политике, в СМИ фамилия действует как мощный карьерный катализатор.
«Настоящая проблема — в маркетинге и медиа»
Взять хотя бы Луи Саркози, 28 лет. После запуска коллекции лоферов с шипами и дорогого обучения в Вашингтоне и Нью-Йорке, он публикует эссе Napoléon Bonaparte. L’Empire des livres (Passés composés, 320 стр., 22 евро), а затем становится «специалистом по США» на LCI — канале, принадлежащем его крёстному, Мартену Буйгу.
Похожая история у Бенжамена Дюамеля, 30 лет, сына Патриса Дюамеля, бывшего главы France Télévisions, и Натали Сен-Крик, экс-главы политического отдела France 2. После нескольких лет на BFM-TV он получает утренние политические интервью в 7:50 на France Inter. В этой медийной музыкальной карусели происхождение не гарантирует талант, но даёт мощный старт.
Продюсеры это прекрасно понимают: когда звезда недоступна, её отпрыск — отличная альтернатива. Фильм с «сыном» или «дочерью» гарантирует широкое освещение в прессе, обложки «мать-дочь» или «отец-сын» и почти гарантированное появление на шоу Quotidien на TMC. Причём от такого капитала выигрывают и родители: «В тот день, когда я упомянула, что одна из моих актрис — “чья-то мать”, — рассказывает агентка на условиях анонимности, — она, наконец, начала получать приглашения на пробы». Получить свет — значит поделиться им с теми, кто его тебе дал.
«На гиперконкурентном рынке кино всё больше мыслит, как стриминг-платформы, — описывает Давид Бертран. — Есть стремление создать событие самим кастингом, даже в авторских фильмах. Неважно, кузен это или племянник, имя само по себе вызывает интерес и становится поводом для интервью. И если лицо ребёнка напоминает сразу двух кинолегенд Франции и Италии… Всё это только усиливается с усилением связи между кино и брендами люкса». По американской модели, у многих известных актёров и enfants de теперь есть имидж-агент, который координирует их отношения с марками и продвигает их в медиа. «Настоящая проблема — маркетинговая и медийная», — резюмирует Жюдит Шалье.
«Некоторые действительно талантливы и заслуживают своего места»
Разумеется, не все «дети от» лишены таланта — далеко не так. Некоторые действительно обладают тем самым «чем-то» — душевностью или лёгкостью, которые выделяют их среди других. Но в стране, где Cours Florent ежегодно выпускает 800 студентов, и ещё сотни других школ готовят актёров будущего, удивительно, что так много главных ролей занимают дети уже известных имён.
Тем более, что кастинг-директорам часто приходится ограничивать количество проб по бюджетным причинам. Концентрация возможностей в руках немногих привилегированных становится всё очевиднее. «Семейство Шнайдеров — их столько, что уже не отличишь одного от другого, — шутит один агент. — А мои актёры даже не прошли на кастинг Монте-Кристо», — сетует он.
«Я ничего не имею против “сыновей и дочерей от”, некоторые действительно хороши и заслуживают своё место. Но, конечно, когда ты ребёнок “кассового” актёра, у тебя сразу есть агент — и не какой-нибудь, а из Adéquat или UBBA, которые уже представляют всех звёзд французского кино. Нельзя сказать, что много детей звёзд поступают в Консерваторию — им это не нужно, чтобы начать», — анализирует Окинава Герар, кастинг-директор (La Voie royale, L’Etabli, Chez nous…) и президент Ассоциации руководителей артистического распределения. В более широком смысле сегодня главное для кино и сериалов, особенно на платформах — это «умение существовать в медиапространстве»: пресса, ТВ, Instagram… «Соцсети стали центральными. Это уже тормозит художественное открытие новых талантов».
Тем не менее, новичкам всё ещё удаётся прорваться: Малори Ванек, Майвенн Бартелеми, Идир Азугли были замечены на уличных кастингах. Их путь похож на чудо. «Французское кино всё-таки производит много — бывают удивительные восхождения!» — напоминает Жюдит Шалье. «Да, между этими ребятами и nepo есть некий разрыв. Думаю, что тем, кто труднее всего добраться до главных ролей, — это актёры театра», — считает Окинава Герар. Как и её коллеги, она стремится подбирать «правильного актёра на правильное место», независимо от происхождения.
На фоне недавнего успеха Vingt dieux (2024) Луизы Курвуазье — фильма, снятого с непрофессионалами, — возникает вопрос: действительно ли известная фамилия заполняет залы? По мнению Стефана Хохберга, главы агентства Do the Right Films, специализирующегося на маркетинговых исследованиях и тестовых показах, «дело не столько в известности актёра, сколько в том, что его слава служит гарантией. Это форма уверенности для зрителя — сигнал качества и обещание, что зрелище стоит своих денег».
Более того, знаменитая фамилия позволяет охватить сразу несколько поколений зрителей: тех, кто любил дедушку, тех, кто любит отца, и тех, кто полюбит сына.
Тем не менее, путь для nepo babies не всегда гладок. Потому что «дети от» — не только привилегированные… но и многочисленные. И по мере роста их количества они становятся соперниками. А в такой конкуренции одного имени уже недостаточно: нужно выделяться… даже среди наследников. И, конечно, вновь и вновь всплывает вопрос — открыто или между строк: а любят ли меня на самом деле, если внимание с самого начала было приковано к моим родителям?
В то время как неизвестные пытаются сделать себе имя, enfants de сталкиваются с задачей построить свой путь, шагая при этом по следам другого.
«Я не хочу, чтобы меня выбирали по неправильным причинам»; «Я хочу доказать, что я не просто член этой семьи»; «Я одержима дипломами, потому что хочу показать, что заслужила своё место» — такие признания всё чаще звучат в прессе и соцсетях. Сюзанн Линдон написала роль для себя в собственном полнометражном фильме Seize printemps, отобранном на Каннский фестиваль в 2020 году: «Мне нужно было убедить, что я ничего не должна своим родителям, и сделать что-то, чего они никогда не делали. Вот и получился фильм!» — говорила она Le Monde в 2021 году. По сути, главное искусство nepo babies — это заставить нас забыть, что дверь перед ними всегда была уже открыта.
Термин nepo baby вызвал бурную реакцию в 2022 году — «Это бессмысленно», — парировала одна из героинь. С тех пор многие «дети от» приняли вызов и даже начали играть с клише. Джек Роббинс, сын Сьюзан Сарандон и Тима Роббинса, пародирует себя в Instagram: «Каждое утро я люблю просыпаться и продавать сериал HBO или Netflix — в зависимости от настроения. Сегодня я предложу телешоу, которое придумал вчера. Оно похоже на Star Wars.»
Роми Марс, 18-летняя дочь Томаса Марса, вокалиста группы Phoenix, и режиссёра Софии Копполы (дочери Фрэнсиса Форд Копполы), выпустила песню A-Lister, где откровенно описывает боль «дочери от»:
«Я буду воссоздавать сцены из „Титаника“ на роскошной яхте / Просто чтобы почувствовать что-то настоящее».
Клип сняла её мать.
Другие, напротив, выражают поколенческий протест: Шайло Джоли отказывается от фамилии Питт, Сури Круз становится Сури Ноэль. Это волна nope baby. По-французски — просто «нет». Короче говоря, у nepo — свой сплин.
Статья, размещенная на этом сайте, является переводом оригинальной публикации с Le Monde. Мы стремимся сохранить точность и достоверность содержания, однако перевод может содержать интерпретации, отличающиеся от первоначального текста. Оригинальная статья является собственностью Le Monde и защищена авторскими правами.
Briefly не претендует на авторство оригинального материала и предоставляет перевод исключительно в информационных целях для русскоязычной аудитории. Если у вас есть вопросы или замечания по поводу содержания, пожалуйста, обращайтесь к нам или к правообладателю Le Monde.
