В январе этого года президент Ирана Масуд Пезешкиан приехал в Москву, чтобы подписать с Владимиром Путиным договор о «всеобъемлющем стратегическом партнёрстве». Этот шаг стал логичным продолжением процесса сближения, начатого в 2022 году, после начала боевых действий России и Украины. Тогда Москва начала активно искать союзников среди стран, находящихся под западными санкциями — таких как Иран и Северная Корея.
Владимир Путин в октябре 2024 года сформулировал этот альянс предельно ясно: «Наши отношения с Ираном — это отношения союзников». Однако насколько реальным и прочным является это «союзничество»?
Сегодня этот вопрос приобретает остроту: иранский режим переживает один из самых тяжёлых моментов за последние десятилетия и как никогда нуждается в внешней поддержке. Тем не менее, несмотря на резкую официальную риторику Москвы в ответ на израильские удары по иранской территории, конкретные действия Кремля весьма ограниченны.
МИД России выступил с осуждением: «Неправомерные военные удары по суверенному члену ООН, по его гражданам, спящим городам и объектам ядерной инфраструктуры абсолютно недопустимы», — говорилось в заявлении. Особое возмущение в заявлении вызвало то, что атаки произошли на фоне продолжающихся переговоров между Тегераном и Вашингтоном. Однако за резкими словами не последовали действия.
Альянс на бумаге: почему Москва не спешит на помощь
На деле договор между Россией и Ираном не содержит ключевого пункта — обязательства о военной помощи в случае внешней агрессии. Такой пункт есть, например, в соглашении Москвы с Северной Кореей, подписанном примерно в то же время: там прямо прописан механизм взаимной защиты в случае нападения. В иранском документе указано лишь обязательство «не поддерживать агрессора».
Кроме того, у Путина нет особой личной симпатии к нынешнему президенту Ирана Масуду Пезешкиану, считающемуся умеренным политиком. Гораздо более тёплые отношения у Кремля были с его предшественником — жёстким консерватором Эбрахимом Раиси. Да и общая стратегия России на Ближнем Востоке не позволяет делать ставку только на одного игрока: Москва также пытается сохранить хорошие отношения с Ираном враждебными Саудовской Аравией и ОАЭ.
На практике российско-иранское партнёрство — это скорее тактический союз, обусловленный внешними обстоятельствами. Оно работает, если соблюдаются два условия: международное давление на обе страны и взаимная потребность в военной поддержке. После начала войны в Украине эти условия были выполнены: Россия оказалась в изоляции и стала зависеть от иранских дронов «Шахед», поскольку производство своих систем оказалось недостаточным. Однако к 2025 году ситуация изменилась: Россия наладила собственное производство беспилотников, а страх перед изоляцией ослаб.
Израильские удары как геополитический подарок Кремлю
Парадоксально, но атаки Израиля по территории Ирана приносят Москве определённые дивиденды. Во-первых, растёт цена на нефть — ключевой источник доходов для путинской экономики. По мнению Der Spiegel, ничто так не укрепляет бюджет российской энергетической автократии, как устойчиво высокий нефтяной курс.
Во-вторых, внимание мира смещается с войны на Украине на новую точку напряжения. Военный аналитик из Москвы Руслан Пухов отметил, что основной ущерб от израильских атак, помимо самого Ирана, несёт именно Украина: «Американская военная помощь может быть перенаправлена на Ближний Восток». Уже известно, что США передали 20 тысяч ракет-перехватчиков, изначально предназначенных для защиты от иранских дронов на Украине, своим базам в регионе.
Экономические и стратегические риски для Москвы
Это вовсе не значит, что Москва равнодушна к судьбе Ирана. Россия активно инвестирует в иранскую экономику, по заявлениям Тегерана — она крупнейший иностранный инвестор. Кремль расширяет экспорт газа в Иран: хотя страна и обладает собственными месторождениями, северные регионы она не может обеспечить самостоятельно.
Сценарий падения иранского режима был бы для Москвы крайне нежелателен. Изолированный Иран, зависимый от России — гораздо удобнее, чем два других возможных исхода: военный удар США или Израиля по Ирану, или, напротив, сближение Тегерана с Западом.
Кремль с удивлением наблюдает за изменчивой американской политикой в отношении Ирана. В первую президентскую каденцию Дональд Трамп отказался от многосторонней ядерной сделки с Тегераном — при том, что Москва в её разработке играла важную роль. Во вторую каденцию, наоборот, Трамп вновь обратился к России с просьбой помочь выработать новый компромисс.
Эксперт по Ирану Никита Смагин предполагает, что в случае заключения новой сделки Россия могла бы получить дипломатический выигрыш: «Кремль стал бы незаменимым посредником между Тегераном и Вашингтоном». Хотя это уменьшило бы зависимость Ирана от России, политический вес Москвы на международной арене существенно возрос бы.
Американская поддержка Израиля — знак Москве?
Но всё пошло по другому сценарию. Несмотря на то что израильские удары временно сорвали запланированные переговоры между Ираном и США (новый раунд должен был состояться в воскресенье), Дональд Трамп назвал действия израильского премьера Биньямина Нетаньяху «превосходными». Это заявление вызвало недоумение в Москве: насколько, собственно, эти удары согласованы с Вашингтоном?
На следующий день Владимир Путин позвонил Трампу, поздравил его с 79-летием и подтвердил интерес России к продолжению переговоров по ядерной программе Ирана. Трамп, в свою очередь, отметил, что «открыт» для посредничества России в этом конфликте.
Таким образом, несмотря на декларации о стратегическом альянсе, Россия не спешит вмешиваться в ближневосточный кризис. Она взвешивает выгоды и риски, предпочитая оставаться в тени, получая экономические бонусы и наблюдая, как международное внимание отходит от Украины.
Настоящая статья была подготовлена на основе материалов, опубликованных Der Spiegel. Автор не претендует на авторство оригинального текста, а представляет своё изложение содержания для ознакомительных целей.
Оригинальную статью можно найти по ссылке здесь.
Все права на оригинальный текст принадлежат Der Spiegel.
