Военные участки переполнены. По всей стране архитектурные бюро разрабатывают мемориалы, которые свидетельствуют не только о масштабах бойни, но и о переосмыслении идеи нации.
Ариана Чемин (Киев, Львов [Украина], специальный корреспондент)
Это песчаная тропа, спрятанная среди сосен, вдоль автомагистрали, соединяющей Киев и Одессу, в районе Гатное. Насыпь, только что вырытая бульдозерами и пока не обозначенная дорожными знаками, указывает на масштабную стройку. Это будущий съезд с трассы, который будет вести к национальному военному мемориалу Украины. Гигантский и чрезвычайно чувствительный проект — и не только потому, что экоактивисты и жители деревни Мархаливка, расположенной всего в 40 километрах от столицы и по соседству с будущим кладбищем, беспокоятся о вырубке леса и спокойствии местности.
В самой деревне лишь одна новенькая коричневая табличка, цвет которой используется для обозначения национальных объектов, указывает путь грузовикам на стройплощадку. На ней написано по-английски: National Military Memorial Cemetery — Национальное военное мемориальное кладбище. Первый участок на 10 000 могил, уже частично выложенный светлым гранитом с аллеями, лавочками и липами, примет этим летом первую «героическую» могилу. В перспективе же, как уточняет под палящим июльским солнцем архитектор Сергей Дербин в льняных хаки-брюках и соломенной панаме, мемориал рассчитан на 130 000–160 000 захоронений.
«Вот здесь будет вход», — объясняет он, указывая на место. «Под ним — укрытие на 300 человек на случай бомбардировок». Настоящий бункер — впервые в истории кладбищ. Чуть дальше — «дом скорби» для проведения церемоний в непогоду. «А здесь будет сам мемориал», — продолжает архитектор, очерчивая размашистым жестом территорию будущего кладбища площадью 120 гектаров, а также прилегающий участок в 260 гектаров.
И разве эти стройки не говорят о масштабах бойни красноречивее любых цифр? Точное число украинских военнослужащих, погибших с начала российского вторжения, до сих пор остается засекреченным. В феврале президент Владимир Зеленский упомянул о более чем 46 000 погибших и 380 000 раненых, начиная с февраля 2022 года, не считая «десятков тысяч» пропавших без вести или удерживаемых в плену. Реальное число, скорее всего, гораздо выше.
Страсть к «мемориальным темам»
Проект гигантского кладбища, реализуемый министерством по делам ветеранов при непосредственном участии Офиса президента, не обошёлся без скандалов. «В июне 2023 года, — вспоминает Антон Дробович, бывший глава Украинского института национальной памяти, — мне звонят с Банковой. Объясняют, что мемориал планируют строить в Быковне» — районе под Киевом, где были захоронены жертвы сталинских репрессий конца 1930-х годов. В то время Дробович участвовал в украинском контрнаступлении «в составе десантных войск под Запорожьем». Его реакция была мгновенной: «Вы хотите строить кладбище на месте массового захоронения? Это историческая ошибка!»
После месяцев колебаний, петиций и протестов выбор пал на Гатное. «Я был единственным участником конкурса, — признается Сергей Дербин. — Архитекторам здесь в целом неинтересна тема кладбищ». Руководитель киевского архитектурного бюро, он с 2021 года увлечён «мемориальной темой» — устанавливал флагштоки в Днепре и Кривом Роге. Война, к сожалению, открыла перед ним новые перспективы: в Ягодном, под Черниговом, где в марте 2022 года 350 человек, включая детей, удерживались в школьном подвале, и 27 из них погибли, он строит музей памяти оккупации и военных преступлений.
Каждый сектор будущего кладбища в Гатном будет организован вокруг колумбария — в надежде стимулировать «спрос» на кремацию, к которой украинцы пока относятся настороженно. Первые захоронения — в дубовых гробах — будут временными и предназначены в том числе для неопознанных солдат. «Не более чем на год, — уточняет Дербин. — Мы живём в XXI веке. В эпоху ДНК-экспертизы мы отказываемся от устаревшего понятия “неизвестный солдат”». На плитах безымянных будут указаны возможные опознавательные данные: татуировки, шрамы, генетический код.
Белый камень
Мест на кладбищах не хватает по всей стране. Во Львове, крупном городе на западе Украины, мэрия избежала скандалов, вовлекая семьи погибших в процесс принятия решений. Год назад начались общественные обсуждения реконструкции «Марсового поля» — участка на тысячу могил рядом с известным Лычаковским кладбищем, своего рода «пер-Лашез» Львова с гробницами писателей, скульпторов и музыкантов. К вечеру сюда, к свежим могилам с флагами — жёлто-синими или красно-чёрными (националистическими) — приезжают десятки машин. Здесь ни одна могила не похожа на другую.
В течение двенадцати месяцев семьи погибших собирались в здании мэрии с архитекторами, чтобы заново переосмыслить слишком поспешно устроенное кладбище. «Освещение, цветы, камень — обсуждали всё. Иногда вдовы приходили с четырьмя детьми», — рассказывает главный архитектор Львова Антон Коломейцев. Принятый 30 мая проект был радикально переработан, но теперь окончательно утверждён: камень терраццо на каждой могиле, можжевельник, ниши для свечей…
Но и у «Марсового поля» есть предел: «Осталось только 40 мест. Хватит максимум на два месяца», — признаёт Коломейцев в своём минималистичном кабинете в здании XIX века. Поэтому мэрия разрабатывает новый проект военного кладбища. «Оно будет либо в городе, либо за его пределами. Решение уже на подходе». Скорее всего, он также будет следовать новой эстетике украинской памяти: пространства, напоминающие парки, белый камень, широкие площадки для церемоний.
Все могилы одинакового размера — независимо от звания умершего. У большинства верующих они увенчаны «казацкими крестами» — формой креста Мальты, традицией украинской армии XIX века. Лавочки возле могил, где семьи раньше устраивали поминки с рюмкой водки, исчезли. «Это была советская традиция, — объясняет Дербин. — Тогда это было единственное место, где вас не слушал КГБ».
Видна и американская школа. «Я был на кладбище Арлингтон под Вашингтоном, — рассказывает Коломейцев. — Там похоронены ветераны всех войн США. И у нас во Львове встал тот же вопрос: как объединить погибших в разных конфликтах, начиная с XX века?»
Семьи участников войны на Донбассе в 2014 году требуют включения их родных в новые кладбища. А как быть с теми, кто служит вне фронта — гражданскими, которые передают разведданные, вывозят раненых и семьи, собирают пожертвования, производят дроны, журналистами, документирующими военные преступления? Обсуждение ещё не началось, но идея находит отклик. «Военные мемориалы — это кирпичи в стене национальной идентичности», — говорит Антон Дробович.
Создание кладбищ на Украине — это способ отслеживать войну в реальном времени, и в самых мрачных её проявлениях. В Меловом, у российской границы, «колокол памяти» архитектора Дербина, посвящённый освободителям Украины во Второй мировой, уже разрушен. «До большого вторжения [февраль 2022], — вспоминает он, — я проектировал “аллею героев” в Северодонецке, павших с 2014 года». Сегодня галерея портретов снята российскими войсками. «Они хотят стереть память и воспоминания, — вздыхает киевский архитектор. — Я гоню от себя мрачные мысли, но уверен: однажды “они” ударят по кладбищу».
Статья, размещенная на этом сайте, является переводом оригинальной публикации с Le Monde. Мы стремимся сохранить точность и достоверность содержания, однако перевод может содержать интерпретации, отличающиеся от первоначального текста. Оригинальная статья является собственностью Le Monde и защищена авторскими правами.
Briefly не претендует на авторство оригинального материала и предоставляет перевод исключительно в информационных целях для русскоязычной аудитории. Если у вас есть вопросы или замечания по поводу содержания, пожалуйста, обращайтесь к нам или к правообладателю Le Monde.
