Стюарт Патрик — старший научный сотрудник и директор программы «Мировой порядок и институты» в Фонде Карнеги за международный мир. Автор книги The Sovereignty Wars: Reconciling America With the World («Войны за суверенитет: примирение Америки с миром»).
Стало привычным говорить о «постзападном мире». Обычно эту формулу приводят, чтобы подчеркнуть появление новых центров силы вне Запада — прежде всего Китая, но также Бразилии, Индии, Индонезии, Турции, государств Персидского залива и др. Однако параллельно с «подъёмом остальных» происходит не менее значимый процесс: распад самого «Запада» как цельного и содержательного геополитического явления. Запад как единое политическое, экономическое и военно-политическое сообщество уже давно пошатывается. Второй срок Дональда Трампа на посту президента США может нанести ему решающий удар.
Со времени окончания Второй мировой войны сплочённый клуб экономически развитых демократий был опорой либерального, основанного на правилах миропорядка. Его солидарность зиждилась не только на общем восприятии угроз, но и на приверженности открытому миру свободных обществ и либеральной торговле — и на коллективной готовности защищать этот порядок. Ядро составляли США и Канада, Великобритания, страны Европейского союза, а также ряд союзников в Азиатско-Тихоокеанском регионе: бывшие британские доминионы Австралия и Новая Зеландия, Япония и Южная Корея, интегрированные в послевоенную систему союзов США и принявшие либеральные принципы демократического управления и рыночной экономики. В годы холодной войны Запад был сердцевиной так называемого свободного мира. Но он пережил холодную войну и даже расширился — за счёт включения ряда государств бывшего советского блока и некоторых бывших союзных республик через расширение НАТО и ЕС.
За прошедшие 80 лет западные страны создали множество институтов для реализации общих целей — прежде всего НАТО, «Группу семи» (G7), Европейский союз и Организацию экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Не менее важно, что они координировали позиции в более широких многосторонних форматах — ООН и её агентствах, Всемирном банке и Международном валютном фонде (МВФ), Всемирной торговой организации и «Группе двадцати» (G20).
Периодические расколы и напряжённость, конечно, испытывали на прочность западную солидарность: Суэцкий кризис 1956 года, вызов интегрированной структуре командования НАТО со стороны Шарля де Голля в 1960-е, одностороннее прекращение Ричардом Никсоном обмена доллара на золото в 1971-м, ракетный кризис в Европе 1980-х, трансатлантические трения из-за вторжения США в Ирак в 2003-м.
Но ни один из этих эпизодов не бросал столь серьёзный вызов единству Запада, как возвращение Трампа в Белый дом. С января президент проводит во внешней политике, экономике и сфере нацбезопасности откровенно «Америка прежде всего». Его понимание роли США — одностороннее, суверенистское, протекционистское и «сделочное». В отличие от предшественников, он редко говорит о глобальном лидерстве США — тем более об ответственности. Он демонстративно пренебрегает союзами, многосторонностью и международным правом. Его мало заботят демократия, права человека и развитие — и он демонтировал возможности США продвигать их за рубежом. Он отвергает роль своей страны в обеспечении глобальных общественных благ — открытой торговли, финансовой стабильности, борьбы с изменением климата, глобальной эпидемиологической безопасности и нераспространения ядерного оружия. И он — самый заметный рупор усилившихся правых националистических сил в Европе и Северной Америке, апеллируя к расплывчатому «цивилизационному Западу» и ставя под сомнение неизменную значимость геополитического Запада.
Повороты Трампа ошеломили ближайших партнёров США. «Запада, каким мы его знали, больше не существует», — со скорбью заявила в апреле председатель Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен. Лидеры западных стран попытались замазать неудобную правду — в том числе на июньских саммитах G7 и НАТО — стараясь лестью и уговором умиротворить Трампа.
Но слова фон дер Ляйен отозвались эхом, потому что совпали с тем, что другие лидеры думают и говорят вполголоса: на этот раз всё действительно иначе. Исчезновение Запада как значимой сущности станет огромной утратой. Открытый, основанный на правилах мировой порядок останется дрейфовать без исторического якоря и главного двигателя. Либеральные идеи, лежавшие в основе геополитического Запада, по сути были универсалистскими; националистические, формирующие «цивилизационный Запад», напротив, сосредоточены на защите границ и страхе перед «чужими». Помимо подрыва либеральных принципов «дома», эти тенденции, вероятно, ускорят рост нелиберальной многосторонности — минималистского мирового порядка, который формируют, а то и доминируют в нём авторитарные державы. Да, угасание Запада открывает окно возможностей для «средних держав», чтобы строить новые сети международного сотрудничества под реалии XXI века. Но оно же сулит и менее мирный, менее кооперативный мир, чем тот, который создавал Запад.
Империя по приглашению
В холодную войну Запад сложился как цельный геополитический субъект — блок (в основном) демократических стран, противостоявших Советскому Союзу и его сателлитам — «Востоку» — и отличавшихся от стран «глобального Юга», постколониального пространства, где значительная часть восточно-западного соперничества протекала кроваво.
Такое биполярное устройство мира не совпадало с тем, что США замышляли во Вторую мировую: американские планировщики рисовали контуры открытого порядка на основе универсального членства, многосторонних принципов и согласия великих держав (воплощённых в новосозданной ООН). Противостояние с СССР сорвало эти планы и подтолкнуло США к политике сдерживания. Если «два мира вместо одного» — как заключил в 1947 году дипломат Чарльз Болен, когда Москва установила тотальный контроль в Восточной Европе, — то у США оставалось лишь объединить «несоветский мир … политически, экономически и, в конечном счёте, военно».
Доктрина сдерживания породила геополитический Запад (в отличие от туманного «цивилизационного»), воплотившийся в институтах — НАТО, интегрирующейся Европе, ОЭСР. Запад стал «порядком внутри порядка»: клуб рыночных демократий внутри более широкого мироустройства, насчитывающего универсальные организации — ООН, Всемирный банк, МВФ, Генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ). Со временем это внутреннее ядро включило более разнообразные рыночные демократии — прежде всего Японию, — которые не были «западными» в культурном смысле, но приняли либеральные политические и экономические принципы. Когда сегодня говорят о «глобальном Севере», обычно имеют в виду именно это внутреннее ядро.
Общая приверженность демократии и капитализму подпитывала солидарность. Преамбула Вашингтонского договора (1949), учредившего НАТО, обязывает членов альянса «охранять свободу, общее наследие и цивилизацию своих народов, основанные на принципах демократии, индивидуальной свободы и верховенства права». Это не пустые слова: такие обязательства реально влияли на поведение союзников, на то, как страны понимали свои интересы, общались и улаживали споры — так что сама мысль о войне между членами внутреннего ядра стала немыслимой. Разумеется, к демократии внутри Запада относились ревностнее, чем к ней в развивающемся и постколониальном мире, особенно там, где общественные настроения смещались влево.
Помимо идеалов, уверенности придавал и согласительный стиль американского лидерства, смягчавший реальность доминирования США. Президент Дуайт Эйзенхауэр сформулировал это в своей первой инаугурационной речи в январе 1953 года словами, звучащими сегодня из другой эпохи: «Чтобы ответить на вызов нашего времени, судьба возложила на нашу страну ответственность за руководство свободным миром. Поэтому справедливо заверить наших друзей, что, исполняя эту ответственность, мы, американцы, различаем мировое лидерство и империализм; твёрдость и задиристость; продуманную, рассчитанную цель и судорожную реакцию на чрезвычайные раздражители». Если США и обладали «империей» внутри Запада, то, по выражению историка Гейра Лундестада, это была «империя по приглашению».
Запад оставался осмысленным геополитическим понятием и после распада СССР и исчезновения «Востока». Казалось бы, клуб, возникший «против» СССР, должен был размыться без соперника. Но по крайней мере в 1990-е это сообщество не распалось на конкурирующие блоки и не стремилось подорвать американскую униполярность. Напротив, было широко распространено — пусть и наивное — ожидание, что сообщество рыночных демократий (то есть Запад) будет неумолимо расширяться, по мере того как другие страны примут либеральные универсальные ценности и нормативную архитектуру открытого, основанного на правилах порядка.
Этим надеждам не суждено было сбыться. Вместо «универсализации Запада» мир увидел подъём остальных — мозаики крупных и региональных держав, желающих не только громче звучать в международных институтах, но иногда и оспаривать их базовые принципы. Постепенно сам Запад приобрёл более цивилизационное измерение — процесс, ускоренный терактами 11 сентября, последующей «войной с террором», а также кризисами массовой миграции и нативистской реакцией 2010-х.
И всё-таки западная солидарность выдержала испытания — даже после бурного первого срока Трампа. При президенте Джо Байдене сообщество развитых рыночных демократий оживилось, вновь уверившись не только в американских гарантиях безопасности, но и в приверженности Вашингтона либеральным принципам и открытому, основанному на правилах порядку. В основном правительства Запада продолжали следовать за США, считая их надёжной «инвестицией» и будучи уверенными, что в трудный момент Вашингтон их прикроет. Это была система доверия, общих ценностей, общих правил и взаимных обязательств.
Разделённый дом
Через восемь месяцев второго срока Трампа это доверие подорвано. На июньских саммитах G7 и НАТО партнёры США изо всех сил пытались сгладить трения — из-за масштабных тарифов, давления на союзников с требованием повышать оборонные расходы, а также одностороннего удара по ядерной инфраструктуре Ирана. Заискивая, лидеры превозносили президента за «решительность», закрывая глаза на то, что его громогласная, силовая манера — резкий отход от привычного для Запада консультативного стиля.
Ближайшие союзники больше не воспринимают американские гарантии безопасности как данность. Риторика и непредсказуемость президента подтолкнули многие европейские страны к росту оборонных бюджетов — само по себе позитивно и не противоречит идее единого Запада. Но Трамп также отчуждает союзников и вдохнул жизнь в давние усилия ЕС по стратегической автономии — не только чтобы соответствовать своему весу в военной сфере, но и чтобы проводить самостоятельный геополитический курс. В Азиатско-Тихоокеанском регионе союзники тоже беспокоятся, что США в один момент «аннулируют страховку». А когда Трамп атакует основанную на правилах многостороннюю торговую систему широкими тарифами, союзники диверсифицируют торговлю и тянутся к более надёжным партнёрам, перекраивая мировую торговую архитектуру.
Такое «хеджирование» согласуется с настроениями общества. Опросы в Европе показывают резкое падение одобрения США и ослабление доверия к трансатлантическому альянсу. Весной 2025 года лишь 28% респондентов считали США «в какой-то мере надёжным союзником» — против более 75% годом ранее.
Одной из институциональных жертв американского отстранения стала G7. С 1970-х «семёрка» — символ западной солидарности и опора глобального экономического управления, объединяющая ведущие рыночные демократии — Канаду, Францию, Германию, Италию, Японию, Великобританию и США, а также ЕС. Хотя во время мирового финансового кризиса многие списывали её со счетов, в 2014-м она ожила, когда западные участники тогдашней G8 исключили Россию за поддержку сепаратизма на востоке Украины и аннексию Крыма. Трамп же не раз критиковал это исключение и демонстрировал неприязнь к G7 — вплоть до демонстративного ухода с саммита в 2018-м. Теперь её нередко именуют «G6+1». Отчуждение США лишает «семёрку» того, чего не заменит более разнородная G20: клуба единомышленников, где ведущие рыночные демократии согласуют курс, совместимый с открытым, основанным на правилах миром и общими либеральными принципами.
Зажатые между американским односторонним курсом и сомнениями в отношении Китая, западные средние державы всё активнее выстраивают гибкие партнёрства с растущими средними державами развивающегося мира — часть более широкой тенденции к системе «мультивыравнивания» (multi-alignment), когда страны максимизируют манёвренность во внешней политике, экономике и безопасности, а не привязываются к одному блоку. Это уже происходит: ЕС и его государства формируют более тесные торговые и дипломатические связи с Бразилией, Индией, Индонезией, Южной Африкой.
Угасание Запада
В первый срок — когда его сдерживали институты и их представители — Трамп иногда ссылался на идею Запада. В Варшаве в июле 2017 года он заявил: «Фундаментальный вопрос нашего времени — есть ли у Запада воля к выживанию». Судя по реальной политике — сближению с Владимиром Путиным и другими автократами, — Трамп понимает Запад не как геополитическую сущность эпохи холодной войны, основанную на общих угрозах и либеральных ценностях, а в старом этнонационалистическом и расплывчатом ключе — как общую «цивилизацию», скреплённую не либеральными политическими принципами, а общностью историко-географических корней.
Запад раскалывается: его смысл уходит от геополитической и идеологической солидарности к более цивилизационному понятию (особенно в США), а доверие к трансатлантическим и другим союзам эродирует. На этом фоне закономерен вопрос — насколько сама категория «Запад» ещё полезна. Ирония в том, что долгие годы критики в США и Европе скептически относились к понятию «глобального Юга», считая его чрезмерно обобщающим ярлыком для свыше сотни разношёрстных постколониальных и развивающихся стран. Какую объяснительную силу даёт термин, когда внутри — разные истории, культурные наследия, институты, экономики, стратегии и амбиции?
Сегодня похоже, что и геополитический Запад заслуживает похожего скепсиса. Некогда само собой разумеющаяся стратегическая и идеологическая солидарность между Соединёнными Штатами и другими ведущими рыночными демократиями ослабла. Развал Запада — не только на совести Трампа. И это не просто раскол на «Америку против всех». В большинстве развитых демократий электораты поляризованы: центр слабеет, умеренные партии и правительства теряют легитимность. Космополитические прогрессисты и консервативные националисты ведут ожесточённую борьбу — в том числе за сам смысл «Запада».
Эти напряжения ярко проявились на Мюнхенской конференции по безопасности в феврале. Там вице-президент США Джей Ди Вэнс возмутил в основном европейскую аудиторию, заявив, что «woke-ограничения» свободы слова для крайне правых партий континента — угроза свободе и безопасности Запада большая, чем вторжение России на Украину. В основе его критики — «кровь-и-почва» понимание Запада, укоренённое — как и его представление об американской нации — не в преданности общим политическим принципам Просвещения, а в цивилизационной идентичности и «органическом чувстве места».
Десятилетиями развитые рыночные демократии стояли вместе в кризисах, защищали права человека и другие либеральные ценности и обычно стремились согласовывать политику как в минилатеральных форматах, так и в более широких организациях — включая ООН и институты Бреттон-Вудса. Исчезновение Запада как надёжной геополитической единицы всё чаще будет означать, что США и их прежние партнёры действуют вразнобой и оказываются по разные стороны баррикад. Это не просто функция снижения американской гегемонии. Можно было бы представить постепенную перенастройку лидерства и разделения бремени внутри Запада — например, большую ответственность союзников за коллективную оборону. Но отказ Вашингтона от интернационализма и внимания к либеральным нормам и повестке ведёт к расхождению ценностей и восприятия угроз, которое в итоге сломает солидарность геополитического Запада.
Этот разрыв глубинный: он происходит в внутреннем ядре миропорядка, существующего с 1940-х. Он также ставит перед «средними державами» выбор — не только на Западе, но и среди стран, не желающих менять американскую гегемонию на китайскую. Новые державы давно жаловались на отстранение от «высокого стола». Текущий пластичный момент даёт шанс таким странам, как Бразилия, Индия, Индонезия и Южная Африка, выстраивать сотрудничество с развитыми рыночными демократиями — Австралией, Канадой, Францией, Германией, Японией и Великобританией, — которые в постзападном мире ищут новых партнёров.
Но множество конструкций, которые могут прийти на смену исчезнувшим определённостям старого порядка, не воспроизведут его главного достижения. Запад — «внутренний порядок», выкованный в горниле холодной войны — был зоной мира: его члены не воевали между собой. В его отсутствие мир останется более склонным к подозрительности, враждебности и конфликтам.
Статья, размещенная на этом сайте, является переводом оригинальной публикации с Foreign Affairs. Мы стремимся сохранить точность и достоверность содержания, однако перевод может содержать интерпретации, отличающиеся от первоначального текста. Оригинальная статья является собственностью Foreign Affairs и защищена авторскими правами.
Briefly не претендует на авторство оригинального материала и предоставляет перевод исключительно в информационных целях для русскоязычной аудитории. Если у вас есть вопросы или замечания по поводу содержания, пожалуйста, обращайтесь к нам или к правообладателю Foreign Affairs.
