Андрей Яковлев — сотрудник Гарвардского университета, Центр по изучению России и Евразии имени Дэвиса, приглашённый научный сотрудник проекта SCRIPTS Свободного университета Берлина.
Владимир Дубровский — старший экономист CASE Ukraine.
Юрий Данилов — независимый исследователь.
С момента возвращения в должность в январе президент США Дональд Трамп начал агрессивную политику сближения с Россией, что ознаменовало резкий поворот во внешней политике США. Прекратив многолетнюю изоляцию Кремля, администрация Трампа сделала российскому президенту Владимиру Путину целый ряд уступок, вселив в некоторых западных аналитиков надежду, что США смогут положить конец войне на Украине после более чем трёх лет боевых действий. Пока что, хотя Россия и проявляет интерес к взаимодействию с Трампом, мало что указывает на готовность свернуть военные операции. Но даже если усилия администрации увенчаются успехом и российское правительство сядет за стол переговоров, существует гораздо более серьёзное препятствие на пути к миру: глубокие внутренние изменения, произошедшие в России с начала войны.
Война на Украине стала краеугольным камнем легитимности Путина, лишая его какого-либо рационального мотива добровольно её прекратить. Как минимум с конца 2022 года Кремль позиционирует войну на Украине как «войну с НАТО», а конфронтация с Западом стала ключевым элементом идеологии режима. Таким образом, чтобы действительно положить конец конфликту, скорее всего, потребуется смена режима в Москве — и смена, инициированная внутренними силами в России, которые не получают выгоды от войны и не ассоциируют себя с Путиным. Нынешняя инициатива США по возобновлению мирных переговоров в значительной степени обходит более важный вопрос — выработку долгосрочной стратегии по отношению к России как при Путине, так и после него.
Задолго до 2022 года характер путинского режима существенно изменился: Путин отвернулся от Запада. В течение многих лет Кремль выстраивал ультраконсервативную, ревизионистскую идеологию, основанную на антимодернистских ценностях. После возвращения Путина на пост президента в 2012 году Кремль начал ужесточать контроль над элитами, культивировать архаичный милитаризм и усиливать репрессии против гражданского общества. Однако с начала полномасштабного вторжения на Украину и особенно за последний год эти процессы зашли гораздо дальше. Путин рассчитывал на быструю и дешёвую победу, а не на затяжную войну; сложившаяся ситуация вынудила его ускорить перестройку политической, экономической и социальной систем России, чтобы усилить личную власть. Наряду с нарастающей милитаризацией российской экономики, эти изменения вызвали серьёзные внутренние напряжения в рамках самого режима.
Игнорирование этих внутренних перемен представляет опасность для США. Вместо того чтобы готовиться к послевоенному будущему, предполагающему восстановление отношений с США и Европой, Путин ведёт Россию по скользкому пути самоподдерживающегося и бесконечного конфликта с Западом. Если режим достигнет своей цели в течение ближайших трёх-четырёх лет, Россия может прийти к социополитическому равновесию, которое будет напоминать не авторитарное капиталистическое государство с элитами частного сектора, а милитаризованную автократию по образцу Северной Кореи. Такое равновесие может позволить Кремлю выдерживать даже серьёзные вызовы, подобно тому, как Пхеньян выстоял в условиях разрушительного экономического кризиса в 1990-х годах. Кроме того, учитывая размеры России и её военный потенциал, такая трансформация несёт в себе серьёзные риски для глобальной безопасности.
Тем не менее попытка Путина перестроить российское государство породила и новые уязвимости режима. Экономика страны стала глубоко несбалансированной, поскольку военные расходы финансируются преимущественно за счёт нефтяных доходов. Особенно на фоне снижения мировых цен на нефть это делает бюджет России крайне чувствительным к дальнейшим санкциям. Более того, в российских элитах нарастает напряжённость из-за усилий Путина по отстранению действующих бизнес-лидеров, чиновников и других представителей от власти в пользу лоялистов, следующих идеологии режима или хотя бы демонстрирующих показную приверженность ей — таких, как ветераны войны. Чтобы не допустить завершения этой трансформации, Западу необходимо использовать уязвимости режима. Для этого потребуется усиление экономического и военного давления на Россию, а также адресные сигналы и стимулы потенциальным элитным диссидентам — тем, кого сильнее всего задела быстрая и насильственная перестройка российского общества и кто теоретически способен её остановить.
НЕЛОЯЛЬНЫЕ ЭЛИТЫ
Политологи давно выделяют три основные угрозы для автократий: военные поражения, народные восстания и дворцовые перевороты. В случае ядерной России полномасштабное военное поражение от внешней силы маловероятно. Более того, как и другие авторитарные режимы, Кремль потратил немалые ресурсы на нейтрализацию оппозиции в обществе и обладает обширным аппаратом подавления возможных протестов. Тем не менее захват власти со стороны членов существующей бюрократической иерархии при поддержке военных и бизнес-элит остаётся реальной угрозой. В ответ Путин сосредоточил внимание Кремля на российских элитах.
Взять, к примеру, мятеж Пригожина. В июне 2023 года глава ЧВК «Вагнер» Евгений Пригожин сумел без сопротивления захватить город Ростов-на-Дону, включая штаб Южного военного округа, отвечающего за войну на Украине. Он также предпринял попытку направить свои силы на Москву. Немногие из числа чиновников, бизнесменов или даже военных осудили мятежников, что продемонстрировало ограниченную поддержку Путина. Эта слабость стала особенно очевидной через пять дней, когда Путин был вынужден встретиться с Пригожиным и командирами «Вагнера» ради стабилизации ситуации, несмотря на то что ранее публично обвинил Пригожина в измене. Хотя кризис вскоре был урегулирован, а сам Пригожин устранён два месяца спустя, мятеж нанёс серьёзный удар по режиму.
Отсутствие лояльности элит в 2023 году не было случайным. С 1990-х годов и начала нового века российские бизнесмены и высокопоставленные чиновники стремились к экономической независимости — используя относительную открытость рынка в личных интересах. В течение многих лет государство позволяло капитализму частного сектора развиваться с минимальными ограничениями. По негласному договору с Путиным элиты отказывались от политической власти в обмен на богатство и личную свободу, не обязуясь жертвовать ни жизнью, ни имуществом ради государства или его лидера. Кремль не имел большого контроля над их деятельностью и источниками дохода. Но мятеж показал Путину, что на нынешних бизнесменов и высокопоставленных чиновников нельзя положиться в условиях кризиса. При этом мафиозная иерархия власти в Кремле крайне уязвима, так как держится лишь на вере в силу лидера и вечность режима. До сих пор эту систему скрепляли ренты, в основном от продажи углеводородов, что делает её уязвимой к экономическим санкциям и мобилизации ресурсов на войну. Всё это делает путинский Кремль особенно чувствительным к сдвигам в восприятии среди верхушки российского общества.
КОНЕЦ НОРМАЛЬНОСТИ
Растущее беспокойство Кремля по поводу ненадёжных элит усиливается хрупкой экономической перспективой. На первый взгляд, несмотря на три года жёстких санкций и войны, экономика демонстрировала устойчивость. На протяжении первых лет войны правительство могло вкладывать значительные средства в экономику благодаря эффективности частного сектора, крупным резервам, слабости санкционного режима и неожиданным доходам в 2022 году. Это стимулировало экономическую активность, рост зарплат и спроса. Режим мог одновременно финансировать войну, выполнять социальные обязательства и раздавать экономические бонусы элитам. Этот мнимый «военный бум» поддерживал иллюзию нормальности. Кроме того, война создала новые возможности — прежде всего на фоне ухода иностранных компаний, хотя эти ниши уже исчерпаны.
Однако за фасадом ситуация мрачная. Военные расходы вышли из-под контроля, превратив бюджет в чёрную дыру. Расходы на оборону выросли более чем в два раза — с $65,9 млрд в 2021 году до $149 млрд в 2024 году — и продолжают расти. Особую нагрузку создают колоссальные бонусы и выплаты, которыми государство заманивает добровольцев, а также расчёты с Северной Кореей за «услуги» (по оценкам, к настоящему моменту Россия заплатила Пхеньяну около $20 млрд за боеприпасы и участие в военных операциях). Замена многолетнего министра обороны Сергея Шойгу на экономиста Андрея Белоусова в мае 2024 года призвана была навести финансовый порядок в армии, но ощутимого повышения эффективности не произошло. В 2025 году военные расходы составят 32,5% федерального бюджета. Чтобы поддерживать этот уровень, государство впервые сокращает социальные расходы: очевидно, что Путин больше не может поддерживать иллюзию нормальности.
Переход к мобилизационной экономике, при которой государство становится основным заказчиком не только в оборонной сфере, но и в других ключевых отраслях, создал серьёзную фискальную нагрузку. В отличие от предыдущих лет с профицитом, с 2022 года федеральный бюджет России стал дефицитным: дефицит составил $33 млрд в 2022 году, $32 млрд — в 2023-м и $34 млрд (1,7% ВВП) — в 2024 году. В условиях отсутствия доступа к внешнему капиталу даже столь «умеренный» дефицит становится всё более угрожающим с каждым годом. На данный момент он покрывается в основном за счёт средств из Фонда национального благосостояния, в котором, по состоянию на апрель 2025 года, оставалось всего $35,4 млрд ликвидных активов.
Чтобы компенсировать расходы, правительство увеличивает налоги на доходы физических и юридических лиц, а также сокращает социальные расходы более чем на 10%. Одновременно снижение мировых цен на нефть привело к утроению официального прогноза бюджетного дефицита, в результате чего оставшихся резервов едва хватает на покрытие дефицита. Новое падение цен на нефть или дополнительные санкции могут вынудить правительство пойти на ещё более глубокие сокращения невоенных расходов. Эти меры могут затронуть и элиты — например, за счёт уменьшения федеральных субсидий потенциально проблемным регионам, таким как Чечня. Правительство также прибегло к печатанию денег, что дополнительно разгоняет инфляцию.
Рынок труда также испытывает серьёзное напряжение. После мобилизации в сентябре 2022 года и массовой эмиграции гражданские отрасли столкнулись с нехваткой работников и были вынуждены повышать зарплаты, чтобы конкурировать с армией. Потребительский спрос всё чаще удовлетворяется за счёт импорта, что ослабляет рубль и ведёт к росту цен. Для сдерживания инфляции Центробанк поднял ключевую ставку с 7,5% в июле 2023 года до 21% в октябре 2024 года; тем не менее, к концу 2024 года инфляция достигла 9,5%, а к марту 2025 года превысила 10%. Эксперты правительственных аналитических центров предупреждают о возможной инфляционной спирали. Высокие процентные ставки также ограничивают возможности внутреннего заимствования. Вместе с ростом ставок возросла волатильность обменного курса, что повышает риск дефолтов среди российских компаний.
Все эти взаимосвязанные проблемы значительно увеличили вероятность масштабной экономической дестабилизации. Глобальный финансовый кризис в сочетании с ростом добычи нефти странами ОПЕК может резко обрушить цены на российский экспорт, вызвав неконтролируемую инфляцию и обвал рубля. Даже без столь мощных внешних потрясений дальнейшее снижение цен на нефть и введение новых санкций, скорее всего, приведут к разрушительным последствиям в средне- и долгосрочной перспективе. Неблагоприятные экономические тенденции могут подорвать доверие общества к устойчивости режима и сократить объем доступных элитам рент, тем самым подрывая основы существующей иерархии власти. Чтобы противодействовать этим рискам, Кремль ускорил переход к новой модели политического и социального контроля и начал замену наиболее ненадёжных сегментов политической и бизнес-элиты на лоялистов, лично связанных с Путиным.
КОРЕЙСКАЯ МОДЕЛЬ
Для Кремля строительство нового типа режима включает в себя несколько взаимосвязанных элементов. Один из них — изменение официальной риторики о войне. До осени 2023 года государственная пропаганда продолжала утверждать, что на Украине проводится не война, а «специальная военная операция», что позволяло большинству граждан жить обычной жизнью. Однако к концу 2023 года нарратив начал меняться, и Кремль стал открыто говорить о новой перманентной «войне» с Западом. Также изменилась риторика по отношению к элитам: в феврале 2024 года Путин, выступая перед Федеральным собранием, заявил, что элиты — это больше не те, кто «набивал карманы в 1990-х», а «труженики и воины», доказывающие свою лояльность на деле.
Эту риторику быстро подхватили такие фигуры, как крайне правый идеолог Александр Дугин и Сергей Караганов, глава Совета по внешней и оборонной политике, призывавший к ядерному удару по Польше в 2023 году, а также различные представители власти. В июне 2024 года Алексей Чекунков, бывший инвестиционный банкир, ставший министром по развитию Дальнего Востока, публично осудил предпринимательскую культуру 1990-х и предложил модель «патриотического социализма».
Новая риторика подкрепляется точечными репрессиями против членов элиты и видных представителей культуры. Скандал с «почти голой вечеринкой» в декабре 2023 года, когда ряд звезд шоу-бизнеса были замечены в вызывающих нарядах, ознаменовал поворотный момент в отношениях между государством и гражданами. Кремль счёл такое поведение недопустимым в условиях войны и впервые начал претендовать на право вмешательства в частную жизнь — то, чего не делал даже поздний Советский Союз с 1960-х годов. Жесткая реакция на инцидент сигнализировала о намерении регулировать частную сферу, приближаясь по методам к Ирану или Северной Корее.
Для укрепления лояльности режим также запустил в феврале 2024 года новую программу по интеграции ветеранов в управление страной. Программа «Время героев» направлена на привлечение отобранных за верность и управленческие качества военных в политическую сферу. Хотя на начальном этапе региональные власти сопротивлялись включению ветеранов в партийные списки на выборах сентября 2024 года, к концу года выпускники программы начали занимать руководящие должности. Так Кремль постепенно заменяет традиционные элиты своими лоялистами. Вместе с арестом семи генералов (включая трёх бывших замминистров), отставка Шойгу в мае 2024 года стала частью усилий по преодолению недовольства внутри военной иерархии, вызванного повальной коррупцией. Эти меры частично соответствовали прежним требованиям Пригожина. Подобные чистки также открывают путь к продвижению по службе для военных, непосредственно участвующих в войне на Украине.
В то же время Кремль начал агрессивную кампанию по национализации активов частного сектора. С 2022 года правительство начало изымать собственность иностранных компаний, покинувших Россию после начала войны. В следующем году национализация стала затрагивать и российские компании. К марту текущего года было национализировано более 411 компаний (и российских, и иностранных) общей стоимостью $30 миллиардов — около 5% всей капитализации Московской биржи. Но даже эти цифры не отражают общего воздействия кампании на бизнес-сообщество. Неофициальные угрозы национализации стали эффективным способом давления на владельцев, вынуждая их передавать активы приближённым к власти лицам по заниженной цене.
Государство также начало передавать контроль над ключевыми отраслями структурам, связанным с Кремлём. С середины 2023 года группа «Росхим» усилила контроль над химическим сектором. В феврале 2024 года был национализирован крупнейший автодилер «Рольф», затем передан лоялистам. В июне того же года крупнейший онлайн-ритейлер Wildberries также оказался в руках приближённых к режиму структур. В январе 2025 года Генпрокуратура потребовала национализации аэропорта Домодедово, сославшись на то, что его основной владелец, гражданин России, также имеет паспорта Турции и ОАЭ. В марте был арестован миллиардер Вадим Мошкович, владелец агрохолдинга «Русагро», по обвинению в мошенничестве. В этом году началась новая практика — конфискация собственности у крупнейших предпринимателей страны.
Сегодня уже не имеет значения, под каким юридическим предлогом происходит изъятие имущества или арест. Всё чаще в этих делах фигурируют представители структур с силовыми полномочиями: действующие и бывшие сотрудники спецслужб, телохранители Путина, а также такие фигуры, как Рамзан Кадыров — глава Чечни с личной армией. В условиях сокращающихся доходов и растущих требований со стороны силовых группировок перераспределение собственности стало главным ресурсом власти. Конкретный механизм — будь то национализация, уголовное преследование или силовой захват бизнеса — вторичен. Государство использует закон как инструмент экспроприации имущества у прежних собственников, включая тех, кто считался лояльным. Лояльность больше не гарантирует защиту — если только у человека нет прямого доступа к Путину. По мере сокращения экономических ресурсов, единственный способ вознаградить лояльных силовиков — перераспределение активов, что усиливает внутреннюю напряжённость в элите.
Логическим продолжением этой кампании стало решение Конституционного суда в этом месяце: срок исковой давности по делам о приватизации будет отсчитываться не с момента сделки, а с завершения прокурорской проверки. Это де-факто отменяет временные рамки для пересмотра приватизаций, совершённых десятилетия назад, многие из которых имеют юридические изъяны. Таким образом, большая часть частных активов в России оказалась под угрозой. Усугубляет ситуацию жёсткий контроль над оттоком капитала из страны, усилившийся из-за действий спецслужб и неудачного дизайна западных санкций, фактически заперших частный капитал внутри России.
МЫШЛЕНИЕ ОСАЖДЁННОЙ КРЕПОСТИ
Заключительным элементом усилий Кремля по перестройке государства является идеологическое переосмысление. По меньшей мере с 2012 года Путин стремился выстроить и навязать доминирующую идеологию, основанную на нелиберальных ценностях и историческом ревизионизме. Идеи, ранее считавшиеся маргинальными, например концепции Изборского клуба — антимодернистского аналитического центра — всё чаще стали проникать в мейнстрим, включая представление о России как о «осаждённой крепости».
Тем не менее Кремлю так и не удалось предложить позитивное видение будущего страны. Вместо этого, чтобы предотвратить протесты на фоне экономических трудностей, он активизировал усилия по изоляции российских граждан от независимой информации. Независимые СМИ были подавлены, а число политзаключённых превысило уровень позднесоветского периода.
Эти взаимосвязанные меры отражают всестороннюю попытку построить государство, которое вскоре будет обладать многими чертами северокорейской модели. Путин принял концепцию автаркии — экономической самодостаточности — и другие принципы, явно заимствованные из идеологии Чучхе, сформулированной Ким Чен Иром в 1982 году, которая делает акцент на национальной экономической и военной независимости. С начала полномасштабного вторжения в Украину Путин также установил военный альянс с Пхеньяном и теперь перестраивает российскую элиту по образцу северокорейской социальной иерархии.
Кремль вряд ли откажется от этого проекта в ближайшее время. Внутренняя негибкость мафиозной модели государства, трансформация элит (через самоотбор до 2022 года и принудительную перестройку после), растущая зависимость от носителей насилия, а также многолетняя идеологическая обработка населения — всё это закрепило сдвиг режима к северокорейскому образцу. Более того, выживание новой системы требует постоянной конфронтации с Западом, которая стала основной легитимирующей целью Путина, а также периодических «побед» в этой борьбе. Эти факторы образовали порочный круг.
Война на Украине породила в России мощные и хорошо организованные группы, заинтересованные в продолжении конфликта и эскалации противостояния с Западом. Путин больше не может покупать лояльность государственных служащих, как раньше, и теперь заменяет их бенефициарами войны: работниками оборонной промышленности, чьи доходы резко выросли, а также контрактниками-добровольцами и их семьями, чьё финансовое положение также заметно улучшилось. Эти группы более организованы, чем государственные служащие, а в случае с ветеранами обладают и военным опытом, который особенно ценен для Кремля. Однако их включение лишь усиливает милитаризацию государства и повышает риск новых конфликтов, поскольку война и насилие становятся нормой общественной жизни.
Сравнение нового путинского государства с обновлённой версией позднесоветского режима эпохи Брежнева, как делают некоторые западные аналитики, вводит в заблуждение. В отличие от советской элиты времён поздней «холодной войны», которая стремилась к стабильности и сосуществованию с Западом, ближайшее окружение Путина лишено внятной идеологической базы и долгосрочного видения. Коммунистическая идеология, при всех своих недостатках, обеспечивала советскому руководству структурированную картину мира. В современной России подобной конструктивной модели нет. Президентство Дмитрия Медведева в 2008–2012 годах (в период, когда Путин занимал пост премьер-министра) лишь на короткое время дало надежду на модернизацию, но не привело к существенным результатам или формированию стратегии развития. К 2012 году стало очевидно, что правящая элита России проигрывает в любом глобальном порядке. Это оставило Кремлю немногие варианты, кроме глобальной дестабилизации и геополитического шантажа — стратегии, в которой режим Кимов в Пхеньяне служит мощным примером. Выбрав этот путь, Путин сделал бессмысленными любые попытки уговоров, уступок или умиротворения.
СПАСЕНИЕ РОССИИ?
Если Россия с её крупным ядерным арсеналом полностью перейдёт к северокорейской автократии, это создаст колоссальные геополитические вызовы. Такой режим неизбежно станет естественным союзником Китая. Но эта траектория не является предопределённой. Для успеха новой модели потребуется значительно более жёсткий государственный контроль над жизнью граждан и гораздо более суровые ограничения личных свобод. Дефицит рабочей силы и рост ксенофобии по отношению к мигрантам усугубят эти трудности, увеличив вероятность того, что правительство будет вынуждено прибегнуть к массовому насилию в отношении собственного населения.
Изначательное разрушение политических свобод в России — начавшееся с дела ЮКОСа в 2003 году (когда генеральный директор и основной акционер компании был осуждён за уклонение от налогов и мошенничество) и завершившееся конституционными поправками 2020 года — происходило постепенно и долгое время компенсировалось ростом уровня жизни или, по крайней мере, обещаниями стабильности. Теперь Кремль не может предложить ничего, кроме повышения налогов, роста цен и усиления государственного вмешательства. Основными жертвами при этом станут не обычные граждане, а бизнес- и бюрократические элиты, которым есть что терять и которые с высокой вероятностью будут заменены на лоялистов режима, лишённых независимой базы власти и частного капитала.
Если правительство продолжит ужесточать репрессии в условиях снижающихся ресурсов и мрачных экономических перспектив, это может привести к дестабилизации страны. Сопротивление изнутри элит, вызванное системными финансовыми и управленческими проблемами, способно спровоцировать крах. Однако подобные кризисы не обязательно приведут к немедленной смене режима, поскольку в нынешней России отсутствуют базовые предпосылки для этого. На сегодняшний день ни одна влиятельная элитная группа в России не обладает очевидными выгодами от смещения Путина. Поэтому частичный крах, скорее всего, приведёт к затяжной нестабильности — по аналогии с тем, что происходит в Венесуэле при президенте Николасе Мадуро, но с тем дополнительным риском, что Россия располагает ядерным оружием. Тем не менее перспектива усиления репрессий и перераспределения собственности, особенно в сочетании с наличием позитивной альтернативы, может подтолкнуть тех, кто рискует потерять больше всего, к противодействию Кремлю.
Запад не является сторонним наблюдателем будущего России. Его действия могут как ускорить, так и замедлить трансформацию путинского режима. Уступки, которые позволят Путину провозгласить победу — не говоря уже о полном поражении Украины, — могут ещё сильнее укрепить его власть. Кроме того, представление о том, что мирное соглашение с Москвой принесёт значительные выгоды американскому бизнесу — иллюзия. Многие американские корпорации уже потеряли в России миллиарды долларов: их активы были просто конфискованы Кремлём и переданы лоялистам. Без масштабных политических изменений нет никаких гарантий, что Кремль не поступит так же в будущем.
С другой стороны, продолжение и усиление военной помощи Украине со стороны Запада, а также усиление санкционного давления на Россию могут обнажить уязвимости режима. Однако санкции, воспринимаемые как исключительно карательные, рискуют усилить кремлёвский нарратив о том, что Запад является врагом российского народа.
У США и их союзников остаётся немного времени, чтобы попытаться отклонить Россию от её текущего курса. До сих пор Запад не смог предложить убедительное видение послевоенного будущего России и план его достижения — такое видение, которое было бы реалистичным с точки зрения международной политики и при этом обращалось бы непосредственно к самим россиянам. Такая стратегия — в сочетании с военными неудачами России и целевыми санкциями, подрывающими властные структуры режима, а не наказывающими всё общество, — может послать верный сигнал недовольным элитам, побуждая их к сопротивлению, прежде чем их положение станет ещё хуже.
Но если нынешние тенденции сохранятся, Европа уже в ближайшее время может столкнуться на своих границах с полностью милитаризированной автократией, структурно схожей с Северной Кореей — и гораздо более опасной. А Соединённым Штатам, возможно, придётся мириться с военным союзом между Россией и Китаем.
Статья, размещенная на этом сайте, является переводом оригинальной публикации с Foreign Affairs. Мы стремимся сохранить точность и достоверность содержания, однако перевод может содержать интерпретации, отличающиеся от первоначального текста. Оригинальная статья является собственностью Foreign Affairs и защищена авторскими правами.
Briefly не претендует на авторство оригинального материала и предоставляет перевод исключительно в информационных целях для русскоязычной аудитории. Если у вас есть вопросы или замечания по поводу содержания, пожалуйста, обращайтесь к нам или к правообладателю Foreign Affairs.
